Есть у меня один рассказ, ходят слухи, что это правда.
Он стоял один, в сторонке, раскрашивая асфальт слезами, теряясь среди прохожих. Можно было слышать тяжелое дыхание, громкую музыку, раздирающую его сердце. Он стоял один, тонул в мыслях, плакал, внутри. Отчего – то такого, что никто никогда не узнает. Был один и оставался один. Дальше, как обычно, по рассказам, он должен был встретить Ангела или красивую девушку, которая подошла бы к нему, взяла бы за руку и молча провожала бы по глухому городу. Они бы гуляли до полуночи, любовались бы на диск Луны и поверили бы в чудеса. Она бы подошла к нему, заметив его одного, не боясь ничего, подошла бы и молча смотрела бы с ним туда, куда устремлялись его глаза. Но это по другому рассказу и с другими людьми. У меня иной рассказ. К нему подходила я. И не по случайностям, предписанным где – то выше, а потому что он меня уже час ждал, просил прийти, хоть мне и было страшно. Я подошла к нему, не так, как вышеупомянутая красивая девушка или Ангел, а держа руки в карманах и прикусывая губу от волнения. Потом он говорил, ведя меня сам по глухому городу, а я только боялась лишний раз посмотреть на него. Я разглядывала наши тени на мокром янтарном асфальте и пыталась ни о чем не думать, чтобы лучше понять его и услышать. Сегодня мне надо было быть рядом, поддерживать, слушать и как – то помогать. Слушая его монолог, я где – то внутри продолжала с ним спорить, только не вслух. Сегодня мне надо было отключать на время свои мысли и собственное мнение. Сегодня я обещала быть такой, какой обычно меня хотели видеть. Слушать, слушать, слушать. Заполнять словами всю себя, вытесняя собственные мысли, заполнять чужой болью, мыслями, сопереживать и плакать вместе с ним. Ты ни разу не спросил у меня, больно ли мне это слушать или нет, не спросил, что чувствую я. Я пыталась угадывать, где надо пожалеть, где посочувствовать, но всё что у меня получалось – угадывать, где нужно молчать. Он говорил о том, как ему сложно, как эта проклятая болезнь съедает его изнутри, его жизнь больше не принадлежит ему, ему больно и обидно. А потом..
- Сделаешь одолжение?
А что я, по – твоему, делаю?
- Конечно.
- Можешь развернуться на сто восемьдесят градусов и уйти?
Отлично.
- Просто взять и уйти?
- Да. Мне так будет легче. Мне стало легче.
Захотелось кричать, кидать упреки и плакать. Я опускаю голову, пытаюсь заставить ноги идти и чувствую, как глаза наливаются слезами.
- Ну пока.
Я резко развернулась, сделала шаг, но остановилась.
- Ты знаешь, я всегда буду ждать тебя. Всю жизнь.
- Я позвоню. Завтра.
Но он не позвонил. Никогда. Что с ним случилось? Не трудно догадаться.